Не разрешили даже проститься с детьми…
… Не задумываясь, моя собеседница говорит, что, анализируя всю свою жизнь, считает, что самыми счастливыми годами для нее были первые четыре года жизни. Когда вся семья была вместе… Когда живы были папа и мама… Когда была сытая и спокойная жизнь… Когда не было проклятой войны, в одночасье так круто поменявшей все в их жизни. Судьба, как судьба. Обычная для детей военного времени. Тяжелая, порой трагичная, со скудными проблесками радостных и счастливых мгновений. Слушать про которую из сегодняшних спокойных дней очень уж непросто и волнительно. А моя собеседница, рассказывая, не проронила ни слезинки. Жизнь закалила. Суровое детство научило: не плачь, если хочешь выжить. И действуй, борись, и не опускай руки! Дети войныАда Ивановна Черепанова родилась 5 августа 1937-го года в Иркутске. Семья была интеллигентная: папа работал в уголовном розыске, мама - бухгалтером в связи. Всего в семье родилось семеро детей, но кто-то из ребятишек не выжил… Уровень медицинской помощи в те годы, сами понимаете, был в каком состоянии. Так что к моменту начала войны у них в семье было двое ребятишек. Отец подавал рапорт за рапортом и на фронт его забрали уже в 42-ом. И младшенькую Раю мама родила в декабре 42-го уже без отца. В те суровые годы роженице разрешалось сидеть с малышом лишь две недели. Вот спустя две недели мать и вышла на работу, но уже на завод в Петровск-Забайкальский, который работал для фронта. А малышку и Аду отдала в ясли, которые были совсем рядом с заводом. Ее ясная детская память навсегда запечатлела ту светлую картинку и то роковое мгновенье: чисто вымытые полы в комнате, папина сестра расчесывает маме ее длинные роскошные волосы… Входит почтальонка и отдает извещение-похоронку на отца. Его сестра, прочитав, падает замертво навзничь… Дети войныВ шесть лет Ада стала ходить на завод вместе с мамой: подставили табуреточку к станку, и она делала заготовки для солдатских пуговиц. В цеху трудились одни женщины, всех мужиков позабирали, один мужик на весь цех - его начальник. Был уже конец войны, мать перешла на элеватор старшим мельником, стала отвечать за все механизмы. Уставала до смерти, приходила домой, падала на кровать и моментально засыпала. Подросшая Ада оставалась одна дома с сестренкой, которая от недоедания и скудности питания болела рахитом и не ходила. Однажды мать, как всегда, ушла утром на работу и не вернулась. Дети сидели впроголодь под замком шесть суток, плакали, на седьмые пришли два милиционера и какой-то дедушка. Все обшарили, обсмотрели… Ничего не сказали, но Ада поняла: случилась беда. Как позже она узнала, маму арестовали: опоздала на работу на четыре минуты - зашла в медпункт, болело обгоревшее плечо… По условиям военного времени дали четыре года. Не разрешили даже проститься с детьми, собрать вещи… Их забрала к себе добрая душа - тот дедушка, который приходил с милиционерами: ему мать успела кинуть ключи от дома, когда ее уводили. Дядя Яша и тетя Шура Ивановы - добрейшие старики, приютившие их у себя. У них самих дети выросли, и они пожалели осиротевших вмиг сестренок. У которых, к тому же, не было ни пить - ни есть. "Относились к нам хорошо, жалели, кормили и заботились, - вспоминает добрым словом стариков Ада Ивановна. (Дедушка вскоре умер, старенькие ведь были их спасители). - Прожили мы в семье где-то полгода, и с началом осени бабушка Шура отвела нас в детдом. А там нас с сестрой растянули в разные стороны. Рая, когда ее уносили (она так и не ходила), тянула ко мне руки и кричала: "Няня, няня!". Дети войны… Ада Ивановна говорит, что своими глазами читала сталинский приказ, который гласит, что дети, чьи родители сидят по тюрьмам и концлагерям, должны с шести лет нести трудовую повинность. "Поэтому в детдоме мы все делали сами, взрослые только надзирали: мыли полы, кололи дрова, носили воду, чистили картошку… Но я искренне благодарна воспитателям, что научили нас всему. Вы бы видели, сколько нас там было! Мы все были одинаковые, дети, чьи родители погибли на войне или были в тюрьмах. Обритые наголо, одетые в одинаковую одежду…". В детдоме Ада в 9 лет пошла в первый класс и, как предоставлялась возможность отпроситься, искала по яслям свою сестренку. Обошла все, но нигде Раи не было. По крайней мере, везде ее отпихивали, отмахивались… Помог Его Величество Случай. Очень трогательная была их встреча, спустя три года после расставания. "Она меня вначале не узнала, да и имя у нее уже было другое. Но ходить научилась. А потом как бросится ко мне с криком: "Няня!". После этого я часто с кульком гостинцев стала навещать ее, где-то удавалось выпросить в детдоме одежонку для сестренки". Моя собеседница говорит, что все эти трудные детдомовские годы ее не покидала, не давала ей спокойно жить одна мысль: любой ценой найти маму! "Я должна ее найти! Ведь мама даже не знает, где нас искать!" - это было смыслом ее тогдашней жизни. Сестру она нашла, а теперь все свои нехитрые девчоночьи силы бросила на поиски матери. Два раза убегала из загородного пионерского лагеря, куда их вывозили на лето. И два раза ее, неопытную "сбегальщицу", ловили. Потому что, придя в город, она шла на "запах" - в столовую, в надежде найти там хоть кусочек недоеденного хлеба. Пока более опытные "ходоки" - мальчишки из их лагеря, узнав, что она ищет мать, не подсказали секрет удачной вылазки в город: поднакопить хлеба, пряча его за пазуху, выйти из лагеря в ночь, к утру прийти к кладбищу, где у них в одном из склепов устроен "схрон" (лежанка из досок и травы, спички и щепки). И днем - не высовываться и не разжигать огонь! … Как ей, 12-летней девочке, худенькой и измученной не по-детски тяжелой работой и жизнью, удалось одной ночью преодолеть расстояние от лагеря до города километров в пятнадцать?! Как удалось не умереть от страха, когда заползала в этот склеп на кладбище?! (Говорит, пожевав хлеба, уснула мертвецким сном!). Нам этого никогда не понять! У того поколения детей была ничем неистребимая жажда выжить! А еще, уверена моя героиня, ее настойчиво вел "зов крови", невидимая, но самая прочная связь между матерью и ребенком. По-другому никак не объяснить то, что произошло дальше. Наверное, помогал девочке в ее святом деле и сам Господь Бог. Своим детским умишком девочка трезво рассудила, что мама будет искать их через единственную "зацепочку", стариков Ивановых. И может именно туда прислать письмо с заветным адресом… Когда поздно вечером Ада подошла к дому теперь уже проживающей одной бабы Шуры и заглянула в закопченное окошко, ее детское сердечко забилось от радости и готово было разорваться на мелкие кусочки… В профиле сидящей напротив окна женщины с короткими волосами она, как ей показалось, узнала маму! И рванула дверь на себя… "А вот и Клавдиева дочь объявилась!", - услышала она голос бабы Шуры. Женщина повернулась к двери… Это была не мама! Но как можно логикой, разумом, а не вмешательством Высших сил, объяснить тот факт, что эта женщина была сокамерницей матери в лагере, недавно освободилась, и по просьбе Клавдии в этот день зашла к бабе Шуре, чтобы узнать о судьбе ее детей?! Попробуйте, если сможете… Видимо, мать так настойчиво упрашивала свою подругу по несчастью зайти, узнать, так рвалось ее сердце на волю, так сизым голубем летела тревога за детей… Это сейчас уже известно, что мысль материальна, а связь между ребенком и матерью - прочнее самого прочного материала… Эта материнская тревога, как буравчиком, сверлила и не давала спокойно жить юной Аде… "Я стала метаться по комнате, чтобы записать мамин адрес, но как на грех у бабы Шуры - ни карандаша, ни ручки, ни уголька в печи не оказалось. И ни клочка бумаги! Говорите, я так запомню!", - волнуясь от нахлынувших воспоминаний, рассказывает Ада Ивановна. И женщина продиктовала: Сретенск, Читинской области и номер лагеря… Девочка, не откладывая, послала матери желанную весточку о себе. Но, вот беда, Клавдию стали перебрасывать из одного лагеря в другой. То на угольные копи, то на рудники, то на лесоповал… Но везде догоняли ее письма, написанные детской рукой… Когда мать, отсидев четыре года, вернулась домой, выглядела она лет на 90, говорит Ада Ивановна: вся седая, без зубов, изможденная. Работа на рудниках высосала из нее все жизненные силы. "Мы были в пионерском лагере, и мне говорят: тебя там ждет какая-то женщина. Но я все равно ее узнала, свою маму! Как уцепилась за нее и ушла вместе с ней в ясли, за Раей…". Голые, босые, без квартиры и средств существования (мать нигде не брали на работу) - вот так начался этот новый отрезок жизни их семьи. Но, главное, все были вместе! Мать нашла на окраине поселка пустующую сторожку, сколотила из досок кровать… Потом похлопотали знакомые, и мать устроилась в школу уборщицей и им при школе дали комнату, где мама отгородила кухню… Шли голодные пятидесятые, их семье приходилось очень туго, жили на крохотную мамину зарплату. Можно было сходить и похлопотать пенсию по потери кормильца, но мать, отсидев ни за что четыре года, очень боялась вообще общаться с этой властью, да и здоровья ходить по кабинетам у нее уже не было… И только когда Ада училась уже в седьмом классе, она сама сходила в собес и написала заявление. И им стали платить пособие рублей 300. Стало гораздо легче… … Ответственность за свою семью - это было определяющим в ее характере всегда! "Чтобы я подумала что-то купить себе из одежды, а не маме или сестренке - такого не было никогда!", - рассказывает о начале своей трудовой биографии, когда появились хоть какие-то заработанные ей самой деньги, Ада Ивановна. Нищета у них была ужасающая: стала вязать крючком и продавать вещи. А потом приняли учеником весовщика на железную дорогу, проработала год и вместе с подругой стала ходить на курсы радистов (это была ее самая большая юношеская мечта - стать радисткой). В ее первых "корочках", свидетельствующих о полученном образовании, - тонюсенькой бумажке, бережно хранимой моей героиней до сих пор, - все сдано на "отлично": электротехника, радиотехника, передача на ключ… С этого времени ее судьба на долгие годы будет связана с предприятиями связи, до самого ухода на заслуженный отдых. Тахтамыгда: телеграфистка. Телефон, телеграф, радиоузел, коммутатор, ключ, азбука Морзе… В 58-ом вышла замуж. Владимир Черепанов поразил ее сразу - спокойный, красивый, на все руки мастер, такой же трудяга, как и она. Тракторист, моторист, сварщик, киномеханик, радист… Общие увлечения сблизили и сроднили их. И судьбы были похожи: у Ады мать прошла через концлагерь, у Володи - отец… Вместе счастливой семейной жизнью они прожили пятьдесят пять лет, вырастили дочь и сына, которые тоже пришли на работу в эту отрасль. Помотались вдоволь с семьей по "северам", а когда началась бамовская эпоха, переехали в Шимановск. Ада Ивановна 16 лет руководила седьмым отделением связи, муж работал на ШКСИ. Оба стали ветеранами труда. … В жизненном багаже моей героини - долгая, наполненная тревогами и радостями жизнь, которую не перессказать в словах. Двое достойных детей, три внучки и четверо правнуков. Ее мама умерла в шестидесятом году в 48 лет, так больше и не выйдя замуж. До сих пор Ада Ивановна не знает, как погиб и где похоронен ее отец… В.Павличенко