70 - летию Великой Победы посвящается…
В одном из первых номеров текущего года мы открыли эту рубрику и пообещали, что обязательно расскажем о детях военной поры. Тех, кто в силу военного времени был лишен очень многого - детских игрушек, вдоволь еды, ласки матери, нормального ухода и присмотра… А еще - надежного отцовского плеча рядом. А кто-то из ребятишек той поры и вовсе так и не увидел своего отца… Так и не дождался… А потом все детство мечтал, фантазировал, представлял, что папка лежит раненый где-то в госпитале, без памяти, и фамилии даже своей не помнит… Но обязательно поправится! Вот посмотрите! И однажды покосившаяся от мужского недосмотра калитка в их двор заскрипит, откроется, и, прихрамывая, худой, изможденный (но живой!) в дом войдет отец. "Па-а-пка-а-а!!!".  

"Я до сих пор покупаю домой много хлеба…"

А сегодня мы расскажем о военном детстве одной из наших землячек - Тамары Яковлевны Козловой. Судьба к их семье была милостива: отца не забрали на фронт, но жизненных тягот и лишений на ее долю и долю всей ее семьи отмерила сполна. Судите сами.
… На момент начала войны в их семье - Анны Ильиничны и Якова Петровича Марченко было уже пятеро детей. Так, по тем меркам - средняя семья, рядом - сплошь такие же семьи, где полон двор ребятни. Да потом прибавилось еще трое ребятишек, вот это - уже многодетная семья, прокормить которую - сплошная головная боль для матери! Но давайте по порядку. Тамара была в семье вторая по счету, родилась в 36-ом и далее ребятишки сыпались, как горох, каждые два года. Отец работал кондуктором, сопровождал товарные вагоны до Куйбышевки-Восточной (ныне - Белогорск) и имел бронь, так как, конечно же, перевозил стратегически важные военные грузы. Тамара Яковлевна говорит, что отца дома не видели, постоянно был в разъездах. Ей запомнилось, что отец постоянно ходил в тулупе и валенках, так как в стылых вагонах сильно мерз. Мама домовничала, сами понимаете, управляться с такой оравой и большим хозяйством ей было непросто. В одной половине дома-мазанки жили домочадцы, а в другой, через перегородку, находилась скотина. Ей запомнилась огромная, по детским меркам, корова, поросята, куры… При доме был огород, да еще пашню сажали. Но выращенного все равно не хватало. "Очень ясно запомнились мои детские ощущения, что постоянно хотелось есть, - рассказывает Тамара Яковлевна. - И так - достаточно долгое время. Мама, чтобы как-то прокормить такую семью, варила какой-то суп: немного картошки, горсть крупы, и все это заправлялось молоком. С приходом весны становилось полегче: вся ребятня пропадала в лесу, он ведь начинался сразу за огородами. В лесу нам было вольготно! Питались травами, все шло в ход: "курочки", лебедушка, кислица, заячья капуста в неограниченном количестве, объедали цвет багульника… Пробовали все, и если что-то было несъедобным, просто выплевывали. А потом шла ягода - голубика, морошка, земляника… Все эти дары леса спасали нас от голода и давали нашему растущему организму хоть какие-то витамины…".
В школу Тамара пошла в 43-ем. Школа находилась недалеко от дома, на территории нынешней поликлиники, деревянная, а под каким номером была - Тамара Яковлевна уже не помнит. Вначале это была семилетка, а потом сделали 10 классов. В чем ходили? Покупалась обувка для самого старшего, большая по размеру. Он в ней в школу идет с утра, а после обеда - кто-то другой. Ведь занятия шли в две смены. А для того, чтобы сшить ребятишкам одежду для школы, мать брала тонкие мешки, красила их и шила. А наверх шились курточки из перелицованных солдатских шинелей и старых одеял… "Помню, что папа привез мне японские ботинки на негнущейся деревянной подошве, - вспоминает Тамара Яковлевна, - когда я в них шла по школе, все оглядывались. Так они гулко стучали. А я была грузная и лысая, впрочем, волос не было ни у кого. И мальчишек, и девчонок стригли налысо по понятным гигиеническим причинам, а головы обрабатывали дустом или керосином…".



Помимо огорода далеко в лесу семья разработала пашню, сажали картошку. И скрывали этот свой участок от властей, чтобы никто не знал, ведь тогда семье еще больше налогов придется платить. К весне на посадку картошки уже не оставалось, сажали глазки и самую мелочь. Еще сажали тыкву, брюкву, морковку… Что примечательно, когда овощи подрастали, вырвав морковку из земли, никто ее никогда не мыл. "Оботрешь ее об себя и - в рот", - так вспоминает свое голодное детство моя собеседница. А когда ребятня подросла, по весне, взяв котомки, стали ходить на поля подсобного хозяйства. За Красным мостом, это в сторону Селеткана, у железнодорожников было подсобное хозяйство и поля. Так вот ребятня с наступлением тепла отыскивала на них мерзлую картошку, приносила ее домой, мать мыла, растирала, добавляла, наверное, отруби и из этой жуткой смеси пекла на печке что-то подобие лепешек… Постоянно хотелось есть - это, наверное, самое сильное воспоминание у всех детей войны. Вот и моя собеседница говорит об этом: в классе учитель им раздавал кусочки черного хлеба по 50 граммов. "Вот все сидят на уроке и ждут, глядя на учителя голодными глазами. В районе бывшего ОРСа НОД была тогда столовая и пекарня. Вот ребятня с ночи занимала очередь в магазин, чтобы получить хлеб по карточкам (на иждивенцев давали по 100 граммов), стоять было жутко холодно, поверх одежды натягивали белые отцовы кальсоны…".

А вот еще одна яркая картинка из ее военного детства. У них во дворе, на двух хозяев, стоял колодец с журавлем. Вода в колодце была очень вкусная и студеная, так что бабы за этой водой шли со всей округи. Собравшись возле колодца, устраивали что-то вроде большой "пресс-конференции": делились городскими новостями, рассказывали о полученных весточках с фронта, "перемывали косточки" своим соседкам. А ребятишки - все время рядом, поэтому была в курсе всех местных новостей и посвящены были во все недетские проблемы и переживания. Война - войной, но бабы все, почему-то так запомнилось, были на сносях, с большими животами: аборты ведь были запрещены, вот и рожали всех, пополняя народонаселение, нещадно пожираемое войной…



Бабы все курили табак: каждая семья его сажала, и, чтобы довести табак "до ума", детям приходилось изрядно пострадать: вовремя оборвать цветы, затем, вырвав с корнем, связать в пучки и сушить - на крышу. Потом перетереть листья, порезать корни… А табак, при этом, издавал такой ужасный ядовито-едкий запах…

Бабы, набив табаком, скручивали для себя самокрутки из газет, при этом спичек ни у кого не было, было "крысало" - терли энергично два камня и таким образом высекали огонь.

Еще одно незабываемое воспоминание из ее детства - ночевки на крыше, в охапках духмяного свежескошенного сена.

Вся ребятня все лето спала там, наслаждаясь свободой и, какой-никакой, романтикой. Спали вповалку, не раздеваясь. Набегавшись, наработавшись, спали мертвецким сном. Она до сих пор, если есть возможность, просит принести ей в дом охапку свежескошенной травы… Утром, ровно в семь, всех детей будил протяжный гудок паровоза, в семь тридцать паровоз давал два гудка, а в восемь - три гудка. И в это время все уже должны были быть на работе. Не дай Бог опоздать! Сразу же пойдешь под суд! А в 12 часов дня раздавался желанный для всех ребятишек гудок. "Мы прибегали с речки и теребили маму: гудит, гудит! Значит, пора обедать! Речка - это была еще одна отрада нашего детства, после леса - самая большая радость. Купались мы в том месте, куда выходит начало улиц Гайдара-Некрасова. Там было три кривуна, вода чистая, золотистый песок… Да и Пера сама была полноводная. Купались голышом: мальчишки в своей кучке, девчонки - в своей. Подолами, бывало, рыбешек ловили. Что поразительно, ребятня купалась в любой воде - холодная ли теплая… Никто не болел простудными болезнями. Правда, в детстве я сильно болела коклюшем, забивали приступы кашля. Врач у нас был, Афанасьев, фамилия. Он пешком обходил Сосновку, Петруши, Шимановск… Помню, приходит к нам, а я болела, и спрашивает: "Ну, кто тут хандрит?!" А я ни- как не могла понять, что означает слово "хандрит".

… В семейном архиве Тамары Яковлевны хранится одна небольшая фотография, смотреть на которую без слез нельзя. Она, эта фотография, просто разрывает сердце… На ней в гробу лежит их мама, а возле него, прижавшись к друг другу, словно воробышки, сидят семеро ребятишек, мал мала меньше (младшему Мише было всего 2 года 8 месяцев). Здесь же сидит и их отец. Фотография датирована 1954-ым годом. Анна Ильинична, придавленная нуждой, обремененная нескончаемыми заботами о своей большой семье, не выдержала такого надрыва и свела счеты с жизнью в возрасте сорока лет… На этой фотографии нет Тамары. В это время она была в Благовещенске и сдавала вступительные экзамены в педучилище. Вернувшись домой к вмиг осиротевшим детям, она уже не смогла бросить их и уехать учиться. На то время самая старшая сестра Роза уже жила своей семьей, а Тамара всей малышне стала за мамку. И хозяйкой большого дома… Сегодня, спустя десятилетия, из восьми сестер-братьев их осталось всего четверо. Но, надо полагать, младшие с благодарностью вспоминают материнскую заботу своей старшей сестренки.

… Хотя ей в 45-ом было всего девять лет, но этот радостный день она помнит очень ярко и четко. "Когда нам сообщили, что "Победа!!!", все выбежали на улицу, столько было радости. Все обнимались, солдатки, кто не дождался своих мужей с войны, плакали горькими слезами. А кто-то надеялся и ждал… Была большая стрельба, устроили что-то типа фейерверка. Тут же - гармошка, пляски, песни… Это был просто взрыв эмоций! У мамы на войне был брат, дядя Коля. Пришел с войны калекой и вскоре умер. Показывал нам свои медали, особенно гордился одной, говорил, что это самая дорогая для него. А какая? Мы, ребятишки, не понимали тогда ничего…".

В 47-ом случилось событие, которое по силе воздействия на то поколение сравнимо, скажем, с прорывом блокады под Ленинградом. В 47-ом правительство отменило продовольственные карточки. "Поверьте, это был такой большой праздник! Мы сразу же набрали так много хлеба! И конфет-подушечек. И устроили себе праздник - наелись вдоволь хлеба и напились вдоволь чаю с конфетами… Не поверите, я до сих пор покупаю домой много хлеба - и белого, и черного, и батон. И у меня никогда не выводятся конфеты-подушечки. Это все идет из войны - боязнь голода… У меня в доме обязательно должно быть много хлеба, должны быть запасы соли, сахара, крупы, мыла…".
Долгие годы работала швеей на Шимановском КБО, за свой многолетний и нелегкий, надо прямо сказать, труд заработала звание "ветеран труда". "Я так мечтала иметь коммунальную квартиру, ванну с горячей водой… И под старость лет, уйдя работать на железную дорогу, получила квартиру. Это была такая радость!", - говорит моя собеседница.

… Семейную жизнь Тамары Яковлевны никак нельзя назвать счастливой, да и сейчас жизнь испытывает ее на прочность… Но, поразительно, так легко и просто было общаться с этой удивительно стойкой женщиной. Столько оптимизма было в ее словах! Столько человеколюбия и мудрости, что впору было поучиться! "Вот, говорят, плохо сейчас живем! А я так не считаю! Если у меня есть еда - как я могу сказать, что плохо живу?! Пенсию вовремя приносят, одеждой сестра помогает… Много мне сейчас не надо. Вырастила двух сыновей, уже стали взрослыми двое внуков, которые подарили двух правнуков. Еще одному внуку Платону шесть лет. Так спокойно и хорошо, как сейчас, у меня в жизни не было никогда. Я не одинока, на чай, нередко, заглядывают соседки, я живу с ними в мире и в ладу с собой…".